Поэзия

Уснул, мое сокровище,
не встанет ото сна.
Не выветрилась кровь еще,
земля еще красна.

И новая трава еще
над ним не проросла.
И рядом спят товарищи,
не встанут ото сна.

И птицы поднебесные,
когда на юг летят,
могилы эти тесные
в полете разглядят.

И земляки солдатские,
когда в поля пойдут,
могилы эти братские
не вспашут, обойдут.

Ветрами чисто метены,
без памятных камней,
хранит земля отметины
погибших сыновей.

И если чудо сбудется
в далекие года,
война людьми забудется,
землею - никогда!

Иннокентий Анненский

В квартире прибрано. Белеют зеркала.
Как конь попоною, одет рояль забытый:
На консультации вчера здесь Смерть была
И дверь после себя оставила открытой.
Давно с календаря не обрывались дни,
Но тикают еще часы его с комода,
А из угла глядит, свидетель агоний,
С рожком для синих губ подушка кислорода.
В недоумении открыл я мертвеца...
Сказать, что это я ... весь этот ужас тела...
Иль Тайна бытия уж населить успела
Приют покинутый всем чуждого лица?

Павел Антокольский

Не жалей, не грусти, моя старость,
Что не слышит тебя моя юность.
Ничего у тебя не осталось,
И ничто для тебя не вернулось.

Не грусти, не жалей, не печалься,
На особый исход не надейся.
Но смотри — под конец не отчайся,
Если мало в трагедии действий.

Ровно пять. Только пять!
У Шекспира
Ради вечности и ради женщин
Человека пронзает рапира,

Но погибший — победой увенчан.
Только эта победа осталась.
Только эта надежда вернулась.
В дальний путь снаряжается старость.
Вслед за ней продолжается юность.
1964

Михаил Анчаров

...Тихо капает вода:
Кап-кап.
Намокают провода:
Кап-кап.
За окном моим беда,
Завывают провода.
За окном моим беда,
Кап-кап.
Капли бьются о стекло:
Кап-кап.
Все стекло заволокло:
Кап-кап.
Тихо, тихо утекло
Счастья моего тепло
Кап-кап.
День проходит без следа.
Кап-кап.
Ночь проходит - не беда.
Кап-кап.
Между пальцами года
Просочились - вот беда.
Между пальцами года -
Кап-кап.

Алексей Апухтин

"Жизнь пережить - не поле перейти!"
Да, правда: жизнь скучна и каждый день скучнее;
Но грустно до того сознания дойти,
Что поле перейти мне все-таки труднее!
1874

Николай Асеев

Я твердо знаю: умереть не страшно!
Ну что ж — упал, замолк и охладел.
Была бы только жизнь твоя украшена
сиянием каких-то добрых дел.

Лишь доживи до этого спокойства
и стань доволен долей небольшой —
чтобы и ум, и плоть твоя, и кости
пришли навек в согласие с душой;

Чтобы тебя не вялость, не усталость
к последнему порогу привели
и чтобы после от тебя осталась
не только горсть ископанной земли.

И это непреложное решенье,
что с каждым часом глубже и ясней,
я оставляю людям в утешенье.
Хорошим людям. Лучшим людям дней!
1960

Белла Ахмадулина

Кто знает - вечность или миг
мне предстоит бродить по свету.
За этот миг иль вечность эту
равно благодарю я мир.

Что б ни случилось, кляну,
а лишь благославляю легкость:
твоей печали мимолетность,
моей кончины тишину.
1960

Однажды, покачнувшись на краю
всего, что есть, я ощутила в теле
присутствие непоправимой тени,
куда-то прочь теснившей жизнь мою.

Никто не знал, лишь белая тетрадь
заметила, что я задула свечи,
зажженные для сотворенья речи, -
без них я не желала умирать.

Так мучилась! Так близко подошла
к скончанью мук! Не молвила ни слова.
А это просто возраста иного
искала неокрепшая душа.

Я стала жить и долго проживу.
Но с той поры я мукою земною
зову лишь то, что не воспето мною,
всё прочее - блаженством я зову.
1960-е

Две девочки бросали георгины,
бросали бережливо, иногда,
и женщины устало говорили:
- Цветы сегодня дороги - беда...

И с жадным страхом улица глядела,
как девочки ступали впереди,
как в отблесках дешевого глазета
белым-белели руки на груди.

Несли венки, тяжелые, скупые,
старушек черных под руки влекли.
Да, все, что на приданое скопили,
все превратилось в белые венки.

На кладбище затеяли поминки,
все оживились, вздрогнули легко,
и лишь глаза у женщины поникли
и щеки провалились глубоко.

Но пили, пили стопкою и чашкой -
и горе отпустило, отлегло,
и на дороге долго пахло чачей,
и голоса звучали тяжело.

И веселились песни хоровые,
забывшие нарочно про беду...
Так девочку Геули хоронили.
Давно уже - не в нынешнем году.

Анна Ахматова

Когда о горькой гибели моей
Весть поздняя его коснется слуха,
Не станет он ни строже, ни грустней,
Но, побледневши, улыбнется сухо.
И сразу вспомнит зимний небосклон
И вдоль Невы несущуюся вьюгу,
И сразу вспомнит, как поклялся он
Беречь свою восточную подругу.
1917

Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу...
Сосен дрогнули верхушки.
Желтый луч упал в траву.
Но ни звука в чаще свежей...
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.
1 июня 1919, Царское Село

Ты все равно придешь - зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой,-
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
19.08.1939, Фонтанный Дом

Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят, и губы
Улыбаются другой улыбкой.
Я заметила это, вернувшись
С похорон одного поэта.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.
1940

А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там имена!
Ведь все равно — вы с нами!..
Все на колени, все!
Багряный хлынул свет!
И ленинградцы вновь идут сквозь дым
рядами —
Живые с мертвыми: для славы мертвых нет.
Август 1942, Дюрмень

Юргис Балтрушайтис

Мгновение — мгновеньем отпето,
Столетье — в столетие канет
Ромашка, не плачь и не сетуй,
Что венчик твой скоро увянет...

Бессмертье не ведает срока,
Круг жизни — и вечный, и полный:
Лишь то, что в конец одиноко,
Отходит и гаснет как волны...

Вселенная гордо и тихо
Себя возрождает в растенье:
Не попросту пахнет гречиха,
Но — в жертву приносит цветенье...

И все мы уходим печально,
Однако отнюдь не навечно,
Оттуда, где жизнь безначальна,
Туда, где она бесконечна...

Константин Бальмонт

Среди могил неясный шепот,
Неясный шепот ветерка.
Печальный вздох, тоскливый ропот,
Тоскливый ропот ивняка.

Среди могил блуждают тени
Усопших дедов и отцов,
И на церковные ступени
Восходят тени мертвецов.

И в дверь церковную стучатся,
Они стучатся до зари,
Пока вдали не загорятся
На бледном небе янтари.

Тогда, поняв, что жизнь минутна,
Что безуспешна их борьба,
Рыдая горестно и смутно,
Они идут в свои гроба.

Вот почему наутро блещут
Цветы над темною плитой:
В них слезы горькие трепещут
О жизни - жизни прожитой.
1894

Сонет

Суровый призрак, демон, дух всесильный,
Владыка всех пространств и всех времен,
Нет дня; чтоб жатвы ты не снял обильной,
Нет битвы, где бы ты не брал знамен.

Ты шлешь очам бессонным сон могильный,
Несчастному, кто к пыткам присужден,
Как вольный ветер, шепчешь в келье пыльной
И свет даришь тому, кто тьмой стеснен.

Ты всем несешь свой дар успокоенья,
И даже тем, кто суетной душой
Исполнен дерзновенного сомненья.

К тебе, о царь, владыка, дух забвенья,
Из бездны зол несется возглас мой:
Приди. Я жду. Я жажду примиренья!
1894

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И выси гор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть море
И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре.
Я властелин.

Я победил холодное забвенье,
Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
Всегда пою.

Мою мечту страданья пробудили,
Но я любим за то.
Кто равен мне в моей певучей силе?
Никто, никто.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
А если день погас,
Я буду петь... Я буду петь о Солнце
В предсмертный час!

Евгений Баратынский

Когда исчезнет омраченье
Души болезненной моей?
Когда увижу разрешенье
Меня опутавших сетей?
Когда сей демон, наводящий
На ум мой сон, его мертвящий,
Отыдет, чадный, от меня
И я увижу луч блестящий
Всеозаряющего дня?
Освобожусь воображеньем,
И крылья духа подыму,
И пробуждённым вдохновеньем
Природу снова обниму?
Вотще ль мольбы? напрасны ль пени?
Увижу ль снова ваши сени,
Сады поэзии святой?
Увижу ль вас её светила?
Вотще! я чувствую: могила
Меня живого приняла,
И, лёгкий дар мой удушая,
На грудь мне дума роковая
Гробовой насыпью легла.

Усопший брат! кто сон твой возмутил?
Кто пренебрег святынею могильной?
В разрытый дом к тебе я нисходил,
Я в руки брал твой череп желтый, пыльный!

Еще носил волос остатки он;
Я зрел на нем ход постепенный тленья.
Ужасный вид! Как сильно поражен
Им мыслящий наследник разрушенья!

Со мной толпа безумцев молодых
Над ямою безумно хохотала;
Когда б тогда, когда б в руках моих
Глава твоя внезапно провещала!

Когда б она цветущим, пылким нам
И каждый час грозимым смертным часом
Все истины, известные гробам,
Произнесла своим бесстрастным гласом!

Что говорю? Стократно благ закон,
Молчаньем ей уста запечатлевший;
Обычай прав, усопших важный сон
Нам почитать издревле повелевший.

Живи живой, спокойно тлей мертвец!
Всесильного ничтожное созданье,
О человек!
Уверься наконец:
Не для тебя ни мудрость, ни всезнанье!

Нам надобны и страсти и мечты,
В них бытия условие и пища:
Не подчинишь одним законам ты
И света шум и тишину кладбища!

Природных чувств мудрец не заглушит
И от гробов ответа не получит:
Пусть радости живущим жизнь дарит,
А смерть сама их умереть научит.
1824, 1826

Смерть дщерью тьмы не назову я
И, раболепною мечтой
Гробовый остов ей даруя,
Не ополчу ее косой.

О дочь верховного Эфира!
О светозарная краса!
В руке твоей олива мира,
А не губящая коса.

Когда возникнул мир цветущий
Из равновесья диких сил,
В твое храненье всемогущий
Его устройство поручил.

И ты летаешь над твореньем,
Согласье прям его лия
И в нем прохладным дуновеньем
Смиряя буйство бытия.

Ты укрощаешь восстающий
В безумной силе ураган,
Ты, на брега свои бегущий,
Вспять возвращаешь океан.

Даешь пределы ты растенью,
Чтоб не покрыл гигантский лес
Земли губительною тенью,
Злак не восстал бы до небес.

А человек! Святая дева!
Перед тобой с его ланит
Мгновенно сходят пятна гнева,
Жар любострастия бежит.

Дружится праведной тобою
Людей недружная судьба:
Ласкаешь тою же рукою
Ты властелина и раба.

Недоуменье, принужденье –
Условье смутных наших дней,
Ты всех загадок разрешенье,
Ты разрешенье всех цепей.
1828

Наум Басовский

ВТОРОЙ ТРИПТИХ БЕЗ НАЗВАНИЯ
1.
К сожаленью, картина знакома:
человека выносят из дома,
и за ним закрывается дверь.
Остаются в умолкнувшем доме
пожелтевшие снимки в альбоме,
стопка справок, ненужных теперь.

Остаются ножи и стаканы,
иногда - пустячки-талисманы,
без которых непрочен покой.
Иногда остаются блокноты,
а в блокнотах стихи или ноты
или формулы строгой строкой.

Ну, а если ни строчек, ни знаков?
Неужели исход одинаков,
и всё то, что прожил,- ни к чему?
Ел, трудился, любил, огорчался -
и достаточно этого часа,
чтобы всё усвистело во тьму?!

Что же там, за незримой преградой?
Поначалу ответа не надо,
а потом закружит круговерть...
Знаем только: уснуть - не проснуться,
и не ведаем, как прикоснуться
к этой тайне по имени Смерть.

2.
Кто видит свой удел в удаче
всех раньше быть на распродаже
или в собрании публичном
всех громче прокричать своё,-
пусть тешатся! - имеют право
и, безусловно, в чём-то правы:
никто не скажет, что излишни
еда, одежда и жильё.

И всё же, в гонке не дурея,
раздумчиво растут деревья,
и так же поступают люди,
что жить умеют без надсад.
А кто подталкивает время,
того отталкивает время,-
так сказано ещё в Талмуде
тысячелетия назад.

Тот, кто согласен с этим словом,
найдёт и в жребии суровом
очарование покоя,
непритязательный успех.
А тот, кто вырвался в забеге,
однажды вспомнит о ночлеге:
на свете место есть такое -
оно уравнивает всех.

3.
Белые плиты, серые плиты,
чёрные плиты солнцем облиты.
Страсти, победы, беды, обиды
ждут за оградой, тихо скуля.
Тёмные кроны. Тени на плитах.
Нет именитых, нет знаменитых.
Длинный,
спокойный,
медленный свиток -
прах поколений держит земля.

Нет именитых, нет знаменитых,
нет сановитых - делится свиток
лишь на забытых и незабытых,
всё остальное - просто слова.
Падают башни, рушатся стены,
сонмы героев сходят со сцены,
плиты ложатся так постепенно,
так постепенно всходит трава.

Вот и проходит время земное.
Как это странно - стать перегноем,
чтобы на почве, вспоенной зноем,
рос виноградник, овцы паслись!..
Время стирает знаки на плитах -
и на базальтах, и на гранитах.
Лишь раскалённый золота слиток.
Лишь голубая вечная высь.

Константин Батюшков

Когда в страдании девица отойдет
И труп синеющий остынет,-
Напрасно на него любовь и амвру льет,
И облаком цветов окинет.
Бледна, как лилия в лазури васильков,
Как восковое изваянье;
Нет радости в цветах для вянущих перстов,
И суетно благоуханье.

Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едвали скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.

Демьян Бедный

Весенний благостный покой...
Склонились ивы над рекой.
Грядущие считаю годы.
Как много жить осталось мне?
Внимаю в чуткой тишине
Кукушке, вышедшей из моды.
Раз... Два... Поверить? Затужить?
Недолго мне осталось жить...
Последнюю сыграю сцену
И удалюсь в толпу теней...
А жизнь -
Чем ближе к склону дией,
Тем больше познаешь ей цену,
1938

Андрей Белый

Со мной она —
Она одна.
В окнах весна.
Свод неба синь.
Облака летят.
А в церквах звонят;
«Дилинь динь-динь...»

В черном лежу сюртуке,
С желтым —
С желтым
Лицом;
Образок в костяной руке.
Дилинь бим-бом!
Нашел в гробу
Свою судьбу.
Сверкнула лампадка.
Тонуть в неземных
Далях —
Мне сладко.
Невеста моя зарыдала,
Крестя мне бледный лоб.
В креповых, сквозных
Вуалях
Головка ее упала —
В гроб...
Ко мне прильнула:
Я обжег ее льдом.
Кольцо блеснуло
На пальце моем.
Дилинь бимбом!
1905

Ольга Берггольц

Александр Блок

1.
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день трудится над докладом.
Присутствие кончается. И вот –
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца – к другому безобразью
Скрежещущий везет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка – дура и супруг – дурак.

Он изнемог со дня чиновной скуки,
Но лязг костей музыкой заглушон...
Он крепко жмет приятельские руки –
Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами
С подругою – она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:

"Усталый друг, мне странно в этом зале.
Усталый друг, могила холодна.
Уж полночь". – "Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена..."

А там – NN уж ищет взором страстным
Его, его – с волнением в крови...
В ее лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живый любви...

Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
"Как он умен! Как он в меня влюблен!"
В ее ушах – нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.
19 февраля 1912

2
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века -
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь - начнёшь опять сначала,
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
10 октября 1912

Мне снилось, что ты умерла.
Гейне
Мне снилась смерть любимого созданья:
Высоко, весь в цветах, угрюмый гроб стоял,
Толпа теснилась вкруг, и речи состраданья
Мне каждый так участливо шептал.
А я смотрел кругом без думы, без участья,
Встречая свысока желавших мне помочь;
Я чувствовал вверху незыблемое счастье,
Вокруг себя - безжалостную ночь.
Я всех благодарил за слово утешенья
И руки жал, и пела мысль в крови:
"Блаженный, вечный дух унес твое мученье!
Блажен утративший создание любви!"
10 ноября 1898

НА СМЕРТЬ ДЕДА (1 ИЮЛЯ 1902 Г.)

Мы вместе ждали смерти или сна.
Томительные проходили миги.
Вдруг ветерком пахнуло из окна,
Зашевелился лист Священной Книги.

Там старец шел - уже, как лунь, седой -
Походкой бодрою, с веселыми глазами,
Смеялся нам, и все манил рукой,
И уходил знакомыми шагами.

И вдруг мы все, кто был,- и стар, и млад -
Узнали в нем того, кто перед нами,
И обернувшись с трепетом назад,
Застали прах с закрытыми глазами...

Но было сладко душу уследить
И в отходящей увидать веселье.
Пришел наш час - запомнить и любить,
И праздновать иное новоселье.

С. Соловьеву
У забытых могил пробивалась трава.
Мы забыли вчера...
И забыли слова...
И настала кругом тишина...
Этой смертью отшедших, сгоревших дотла,
Разве Ты не жива?
Разве Ты не светла?
Разве сердце
Твое - не весна?
Только здесь и дышать, у подножья могил,
Где когда-то я нежные песни сложил
О свиданьи, быть может, с Тобой...
Где впервые в мои восковые черты
Отдаленною жизнью повеяла Ты,
Пробиваясь могильной травой...
1 апреля 1903

Виктор Боков

Встречаемся у Вечного огня,
Подолгу смотрим на живые пряди.
Я знаю, что твоя родня
Погибла от бомбежки в Ленинграде.

Волнуется, дрожит огонь живой,
То встанет, то наклонится он гибко.
Не прекращается поток людской,
И неусыпна память о погибших.

Еще цветы! Еще сирень несут,
Кладут, оправив бережно руками.
Цветы, цветы, цветы! Они растут,
Не зная, что придется лечь на камень.

Седая мать скорбит, а рядом внук,
Он для нее единственная радость.
Из юных неокрепших детских рук
На обелиск ложится нежный ландыш,

В глазах мальчонки пламя и печаль,
Которую не высказать речами...
Я завтра буду здесь, и ты встречай
Меня опять минутою молчанья...
1978

Иосиф Бродский

Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.

"Бессмертия у смерти не прошу"

Похвально умереть во сне, дыша
На ладан,
трансформировать утробу
В смиренномудрие,
коллинеарно гробу
Протягивая ноги.
Но душа,
Бессмертная среди альтернатив
Бессмертия,
на все метаморфозы
Вещественного тела - на угрозы
Конца метаморфоз! -
как на мотив
Похвального поступка поглядит
Сквозь пальцы и бестрепетно едва ли:
ЕСТЬ В СМЕРТИ СМЕРТЬ:
две стороны медали,
пусть нобелевской, - тело и душа.
И - пусть на кончике карандаша,
Но следует предусмотреть возможность
Двойного умиранья -
суть и мощность
Души без тела ложны: эрудит,
Подобный Хайдеггеру, ставит на идее
Бессмертья - крест! -
как люди, холодея,
Но - ставят на могиле!
Породит
ли этот символ - веру у тебя
В реальность воскресенья? -
эсхатолог
В тебе не вырос в полный рост:
недолог,
К прискорбию, был самый век,
топя
Попытки веры в море слез и горя
На родине -
на острове -
у моря,
Где нет твоей могилы, но тебя
И без нее, могилы,
горько любят...
http://curtain.ng.ru/printed/poems/2000-05-26/3_brodsky_grave.html

Бессмертия у смерти не прошу.
Испуганный, возлюбленный и нищий, —
но с каждым днем я прожитым дышу
уверенней и сладостней и чище.

Как широко на набережных мне,
как холодно и ветрено и вечно,
как облака, блестящие в окне,
надломленны, легки и быстротечны.

И осенью и летом не умру,
не всколыхнется зимняя простынка,
взгляни, любовь, как в розовом углу
горит меж мной и жизнью паутинка.

И что-то, как раздавленный паук,
во мне бежит и странно угасает.
Но выдохи мои и взмахи рук
меж временем и мною повисают.

Да. Времени — о собственной судьбе
кричу все громче голосом печальным.
Да. Говорю о времени себе,
но время мне ответствует молчаньем.

Лети в окне и вздрагивай в огне,
слетай, слетай на фитилечек жадный.
Свисти, река! Звони, звони по мне,
мой Петербург, мой колокол пожарный.

Пусть время обо мне молчит.
Пускай легко рыдает ветер резкий
и над моей могилою еврейской
младая жизнь настойчиво кричит.

Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы, торговцы, музыканты, революционеры.

Для себя пели. Для себя копили.
Для других умирали.
Но сначала платили налоги,
уважали пристава, и в этом мире,
безвыходно материальном, толковали
Талмуд, оставаясь идеалистами.

Может, видели больше.
А, возможно, верили слепо.
Но учили детей, чтобы были терпимы
и стали упорны.
И не сеяли хлеба.
Никогда не сеяли хлеба.
Просто сами ложились
в холодную землю, как зерна.
И навек засыпали.
А потом — их землей засыпали,
зажигали свечи,
и в день Поминовения
голодные старики высокими голосами,
задыхаясь от голода, кричали об успокоении.
И они обретали его.
В виде распада материи.

Ничего не помня.
Ничего не забывая. За кривым забором из гнилой фанеры,
в четырех километрах от кольца трамвая.

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ Ц. В.
В пространстве, не дыша,
несется без дорог
еще одна душа
в невидимый чертог.

А в сумраке, внизу,
измученный сосуд
в кладбищенском лесу
две лошади везут.

Отсюда не воззвать,
отсюда не взглянуть.
Расставшихся в кровать
больницы не вернуть.

Простились без тоски,
друг другу не грозя,
при жизни не враги,
по смерти не друзья.

Сомненья не унять.
Шевелится в груди
стремленье уравнять
столь разные пути.

Пускай не объяснить
и толком не связать,
пускай не возопить,
но шепотом сказать,

что стынущий старик,
плывущий в темноте,
пронзительней, чем крик
"Осанна" в высоте.

Поскольку мертвецы
не ангелам сродни,
а наши близнецы.
Поскольку в наши дни

доступнее для нас,
из вариантов двух,
страдание на глаз
бессмертия на слух.
1967

Валерий Брюсов

Не плачь и не думай:
Прошедшего - нет!
Приветственным шумом
Врывается свет.

Уснувши, ты умер
И утром воскрес,-
Смотри же без думы
На дали небес.

Что вечно - желанно,
Что горько - умрет...
Иди неустанно
Вперед и вперед.
9 сентября 1896

Я бы умер с тайной радостью
В час, когда взойдет луна.
Овевает странной сладостью
Тень таинственного сна.
Беспредельным далям преданный,
Там, где меркнет свет и шум,
Я покину круг изведанный
Повторенных слов и дум.
Грань познания и жалости
Сердце вольно перейдет,
В вечной бездне, без усталости,
Будет плыть вперед, вперед.
И все новой странной сладостью
Овевает призрак сна...
Я бы умер с тайной радостью
В час, когда взойдет луна.
1898-1899

УМИРАЮЩИЙ КОСТЕР

Бушует вьюга и взметает
Вихрь над слабеющим костром;
Холодный снег давно не тает,
Ложась вокруг огня кольцом.

Но мы, прикованные взглядом
К последней, черной головне,
На ложе смерти никнем рядом,
Как в нежном и счастливом сне.

Пусть молкнут зовы без ответа,
Пусть торжествуют ночь и лед,—
Во сне мы помним праздник света
Да искр безумный хоровод!

Ликует вьюга, давит тупо
Нам грудь фатой из серебра,—
И к утру будем мы два трупа
У заметенного костра!
Декабрь 1907

БАЛЛАДА О ЛЮБВИ И СМЕРТИ

Когда торжественный Закат
Царит на дальнем небосклоне
И духи пламени хранят
Воссевшего на алом троне,-
Вещает он, воздев ладони,
Смотря, как с неба льется кровь,
Что сказано в земном законе:
Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!

И призраков проходит ряд
В простых одеждах и в короне:
Ромео, много лет назад
Пронзивший грудь клинком в Вероне;
Надменный триумвир Антоний,
В час скорби меч подъявший вновь;
Пирам и Паоло... В их стоне -
Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!

И я баюкать сердце рад
Той музыкой святых гармоний.
Нет, от любви не охранят
Твердыни и от смерти - брони.
На утре жизни и на склоне
Ее к томленью дух готов.
Что день,- безжалостней, мудреней
Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!

Ты слышишь, друг, в вечернем звоне:
"Своей судьбе не прекословь!"
Нам свищет соловей на клене:
"Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!"
1913

УМЕРШИМ МИР!

Умeршим мир! Пусть спят в покое
В немой и черной тишине.
Над нами солнце золотое,
Пред нами волны - все в огне.

Умершим мир! Их память свято
В глубинах сердца сохраним.
Но дали манят, как когда-то,
В свой лиловато-нежный дым.

Умершим мир! Они сгорели,
Им поцелуй спалил уста.
Так пусть и нас к такой же цели
Ведет безумная мечта!

Умершим мир! Но да не встанет
Пред нами горестная тень!
Что было, да не отуманит
Теперь воспламененный день!

Умершим мир! Но мы, мы дышим,
Пока по жилам бьется кровь,
Мы все призывы жизни слышим
И твой священный зов, Любовь!

Умершим мир! И нас не минет
Последний, беспощадный час,
Но здесь, пока наш взгляд не стынет,
Глаза пусть ищут милых глаз!
1914

Иван Бунин

ГРОБНИЦА РАХИЛИ

«И умерла, и схоронил Иаков
Ее в пути...» И на гробнице нет
Ни имени, ни надписей, ни знаков.

Ночной порой в ней светит слабый свет,
И купол гроба, выбеленный мелом,
Таинственною бледностью одет,

Я приближаюсь в сумраке несмело
И с трепетом целую мел и пыль
На этом камне выпуклом и белом...

Сладчайшее из слов земных! Рахиль!
1907

Никогда вы не воскреснете, не встанете
Из гнилых своих гробов!
Никогда на божий лик не глянете,
Ибо нет восстанья для рабов -
Темных слуг корысти, злобы, ярости,
Мести, страха, похоти и лжи,
Тучных тел и скучной, грязной старости:
Закопали - и лежи!
27 июня 1916

Настанет день - исчезну я,
А в этой комнате пустой
Все то же будет: стол, скамья
Да образ, древний и простой.

И так же будет залетать
Цветная бабочка в шелку,
Порхать, шуршать и трепетать
По голубому потолку.

И так же будет неба дно
Смотреть в открытое окно
и море ровной синевой
манить в простор пустынный свой.
10 августа 1916

В пополнении раздела "ПОЭЗИЯ" принимали участие:

Ехиль Белиловский, Оберхаузен (Германия)
Лев Шварцман , Оберхаузен (Германия)
Бенор Гурфель, (США)
Виктор Пицман, Бельзы (Молдова)

А -Б	В - Г	Д - И	К - Л	М - Н	О - П	Р - С	Т - Я

Поэзия

Маргарита Алигер

Иннокентий Анненский

Павел Антокольский

Михаил Анчаров

Алексей Апухтин

Николай Асеев

Белла Ахмадулина

Анна Ахматова

Юргис Балтрушайтис

Константин Бальмонт

Евгений Баратынский

Наум Басовский

Константин Батюшков

Демьян Бедный

Андрей Белый

Ольга Берггольц

Александр Блок

Виктор Боков

Иосиф Бродский

"Бессмертия у смерти не прошу"

Валерий Брюсов

Иван Бунин